Знак Сокола - Страница 65

— Похоже, Лифань говорил мне правду, — пробормотал полковой начальник, взглянув на осунувшегося подчинённого, старавшегося едва ли не вжаться в коня.

Через некоторое время, по сигналу трубача, конные варвары, ловко управляя лошадьми, развели свои ряды, словно занавесь и к маньчжурам вышло двое знатных, судя по их украшенным доспехам, воинов. Один из них — чужеземец-христианин! Они, остановившись на некотором расстоянии от воинов чалэ-чжангиня, ожидали его, Дюньченя. Он тронул поводья, не сводя глаз с чужеземца. Медвежья шапка, густые брови, дерзкий взгляд и ухмылка, спрятанная в бороде. Чужеземец сидел, подбоченившись, да поигрывая ремешком плётки. Дюньчэн не знал, каков ритуал приветствия у христиан, поэтому ждал, покуда чужак сам примется его приветствовать. Однако тот, немного поговорив с амурцем на незнакомом для маньчжура языке, даже не думал являть нингутинскому чалэ-чжангиню какие-либо знаки уважения. Это немало озлобило маньчжура, но он сдержался и ждал от варваров слов приветствия. Наконец, амурец, представившись Лавкаем, начальником железного конного войска и представив чужеземца Симеоном, вторым человеком в крепости, спросил Дюньчэна, кто он такой.

— Я Дюньчэн, нингутинский чалэ-чжангинь, присланный из самого Мукдена!

Чужеземец что-то спросил у амурца, посмеиваясь.

— Симеон спрашивает, как ты можешь быть начальником того, чего уже нет?

Маньчжур побелел от злости, сжав до боли кулаки:

— Мятежные варвары! За это преступление вы ещё заплатите! Империя Цин и наш великий император…

— Говорят, он умер?

Военный чиновник словно врезался с разбегу на каменную стену, воины сзади зароптали:

— Надо приходить с сильной армией! Проучить собак! Вырвать им языки!

Дюньчэн, ценой неимоверных усилий проглотил неслыханное оскорбление и холодным голосом объявил варварам о своём желании встретиться с их князем. На что был получен ответ от амурца:

— Князь наш далеко отсюда и встречаться с тобою не будет, потому как ты не с посольством пришёл, а с воинами. Ты можешь встретиться с начальником крепости и окрестных земель.

Дюньчэн согласился и пожелал пройти к нему прямо сейчас. Но что ему было отвечено, что де, такое количество вооружённых людей к крепости подпустить никак нельзя. Маньчжуру предложили отпустить своих воинов обратно, а самому, вместе с двумя безоружными людьми, войти в крепость. Дюньчэн, скрепя сердце, согласился.

— Тогда слезай с коня, сдавай оружие и проходи за мной, — сказал Лавкай маньчжуру.

Тот безропотно отдал подошедшему воину-амурцу свою саблю, кинжал и приказал Лифаню следовать за ним. После чего Дюньчэн отвёл коня к своим воинам и хлопнул его по крупу, дабы тот уходил прочь и, не оборачиваясь, проследовал за чужеземцем и его даурским вассалом. Чиновник ощущал, что помимо заживо сжигающей его ненависти к чужакам и жажды снова увидеть свою семью, что его гложет какое-то неясное чувство. Обойдя холм, маньчжурский военачальник увидел потрясающую картину. Во-первых, в глаза бросилась крепость, стоящая у реки. Она была очень необычна, Дюньчэн ещё не видывал такие укрепления. По мере того, как они приближались к крепости, начальник смог рассмотреть и городок, что отстоял от крепости примерно на семь сотен шагов. Зажатый меж двух холмов, на гребнях которых стояли башенки и небольшие домишки, он также обзаводился крепостной стеной и рвом перед ней. Насыпаемый вал сразу же укреплялся брёвнами и камнем, дабы по весне грунт не расплылся. На строительстве были заняты десятки людей, они постоянно сновали, вверх и вниз, словно муравьи, не останавливаясь даже на мгновение. Работники вынимали грунт, засыпали его в ящик с небольшим деревянным колесом впереди и по деревянным мосткам толкали этот ящик наверх. Потом ссыпали землю на вал, в пространство между рядами брёвен, вместе с камнем, и трамбовали. Было видно, что работа ведётся по плану и каждый точно знает, что ему нужно сделать. А через мгновенье чалэ-чжангинь вздрогнул от протяжного рёва — по тёмной воде Сунгари шло два корабля. Как и говорили Дюньчэню ранее, это были те самые суда, что чадили из своего чрева бесовским дымом, это они разрушили до основания Нингуту!

Неподалёку от берега несколько десятков амурцев упражнялись с аркебузами, на которых был тот самый длинный нож, про который чиновник слышал ещё в Нингуте. Они по команде чужеземцев втыкали аркебузу в тряпичные куклы, набитые соломой и посаженные на деревянные шесты. Дюньчэн чувствовал, что происходит нечто неправильное, чего не должно быть. Опасность нависла на Цин с севера.

Матусевич смотрел на ворота из окна своего кабинета, скоро Дежнёв должен привести маньчжурского переговорщика. Что же, думал Игорь, поговорим. И пусть заодно этот маньчжур увидит нашу силу. И первую очередь силу воли и нежелание уступать им ни в чём.

— Это вам не толпы амурских туземцев гонять, — негромко проговорил он.

Правда кроме сильного характера нужна и сила оружия. Амурская часть княжества крепла год от года, именно сюда направлялось всё самое лучшее и новое, что было произведено в оружейных цехах Ангарии. На верфях Албазина поморами и переселенцами строились рыболовецкие корабли, ладьи, лодки. Недавно была заложена ещё одна канонерская лодка, уже пятая на Амуре. Машина, котёл, узлы механизмов и прочие металлические части конструкции канонерской лодки уже частью прибыли в главное амурское поселение. Люди Бекетова, а до него Сазонова уверенно осваивали верхнее течение Амура, используя лояльных амурцев, называвших ангарцев братьями. Дауры и, в чуть меньшей степени, солоны, охотно отдавали детей в школу, крестились, перенимали опыт землепользования, участвовали в строительстве, активно использовались в разведке и распространении слухов между разбросанными на большой территории поселениями амурцев. Берега Амура вплоть до устья реки Бурея уже полностью были под контролем албазинского воеводы. Южнее Амура власть Албазина уже вышла за правый берег реки Кумары. На Сунгари пока было не столь благостно, но Матусевич старался, а его ставка на Лавкая себя целиком оправдала — даурский князец делал очень многое для того, чтобы власть Сунгарийска крепла день ото дня. А после того, как городок Наун будет вовлечён в орбиту Ангарского княжества, огромный выступ к северу, созданный течением Амура, будет срезан и колонизация этих земель станет лишь вопросом времени.