Знак Сокола - Страница 70

Поколение Станислава Соколова — это был тот материал, от которого зависело будущее Ангарии. На него была самая надежда. Ведь им предстояло самое тяжёлое — воспитание своих детей и внуков. Ведь уже был недалёк тот день, когда первоангарцы состарятся. Многие из них уже подходили к полувековой черте. Правильно передать своим детям знания, а также умение их применять и накапливать опыт — такова была задача поколения бывших граждан государства РФ. Сейчас можно было с уверенностью сказать — удалось сделать многое. Самое главное, считал Соколов система самообучения уже начинала работать. Первые четырнадцати-пятнадцатилетние подростки, а также молодые переселенцы уже работали в цехах и мастерских. А кое-где уже и наравне с мастерами. Взрослые доверяли им, если молодой человек, помимо желания проявлял ещё и своё умение, умело применял полученные навыки. Клич «Молодым везде у нас дорога!» в Ангарии работал, мало того, он был самоцелью. Вчерашние крестьянские дети сегодня, на глазах своих же родителей, превращались в рабочих. То же самое когда-то происходило и в истории родной страны первоангарцев. В первые годы Советской России из моря крестьянства выходили армии учёных, рабочих и служащих, которые поднимали свою Родину из полной разрухи. И в СССР и в Ангарии подобные процессы были залогом прогресса страны и сохранения её независимости. Поэтому ни один ребёнок и подросток не оставался без внимания. Конечно, бывали и те, кому не по зубам оказались науки — но зато в сельском хозяйстве, в армии они делали успехи. Каждый человек был на счету. А требовалось их ещё больше! И если бы не сохранявшаяся ещё, к великому сожалению, детская смертность, то молодых граждан Ангарии было бы ещё больше. Судя по ежемесячным отчётам старост и общей статистике, количество детей в средней ангарской семье держалось на уровне пяти целых и восьми десятых. При этом не учитывалось лояльное туземное население. По сути, тунгусы и буряты не меняли образ жизни, сохраняя свой уклад, традиции и верование. Но они поставляли, по согласованию с каждым князьком или вождём, определённое количество молодых людей. Причём сыновья и дочери каждого знатного туземца обучались грамоте в обязательном порядке, ибо Ангария в лице её руководителей желала воспитать в местных элитах не только лояльность, основанную на гарантиях безопасности. Но и воспитать саму элиту, влив её в ангарский социум. Поначалу это было воспринято превратно — будто бы княжество должно было учить их, кормить, защищать и давать блестящие цацки. Но вскоре хмурые ребята в серых мундирах объяснили, что надо и работать иногда. С тех пор туземная власть и откупалась частью молодёжи. Это устраивало всех.

Однако на дауров у ангарцев были совершенно другие виды. Осёдлый земледельческий народ, они были идеальным союзником, а в будущем и согражданами. Соответственно, было и отношение к ним. В Ангарске уже была разработана программа постепенной ассимиляции амурцев. Для начала — культурной. Как ни крути, начинать надо было с веры. Присланные царём священники-миссионеры поработали весьма и весьма неплохо. За сравнительно короткое время они окрестили ближайшие к ангарским городкам амурские селения. Уже выросли часовни, а за ними и школы. Многие дауры поняли, что «братья», как они называли русских, пришли на Амур навсегда. Нельзя сказать, что все амурцы были этому довольны, но и недовольных было слишком мало, чтобы они стали какой-то силой. А среди туземцев, живших поблизости к Сунгарийску, воевода Матусевич уже стал чуть ли не воплощением князя Бомбогора. На Игоря приходили просто посмотреть даже из отдалённых посёлков, затерянных в тайге. Тогда профессор Радек заметил, что майор может снова начать чудить, пользуясь, на сей раз, своим влиянием.

— Николай, — отвечал тогда Вячеслав. — Игорь чудить уже не будет. Мы с ним обо всём договорились. Ты же помнишь, что вояж в Данию и Курляндию — целиком его идея? Сейчас он выполняет свою задачу, собирает земли Хайларского, Сунгарийского и Уссурийского воеводств своей Родины.

— Он же говорил, что приносил уже одну присягу, а второй не будет, — проговорил профессор.

— Я не требую от него присяги, — сказал Соколов. — Зато его потомки будут верно служить Ангарии.

Сунгарийск. Октябрь 7151 (1643)

Очнулся Дюньчэн от ноющей головной боли, отдававшейся пульсацией в висках. Болела и рука, — этот проклятый варвар едва не сломал её. Тело и душа чалэ-чжангиня наполнились болью и гневом. Вспомнил он и о своей несдержанности. Вероятно вражеский военачальник желал, чтобы его пленник потерял самообладание воина. Он верно выбрал болевые точки. И теперь маньчжур лежал на земляном полу, слегка присыпанным соломой. Лежал навзничь, широко раскинув руки. Когда Дюньчэн открыл глаза, то увидел над собой лишь тёмный потолок, а впереди перекрещенные жерди. Маньчжур тоскливо застонал. О небо! Он, словно последний вор, сидел в клетке! Подобравшись, маньчжур подполз к стене и прислонился к ней, переводя дыхание. Поморгав, дабы с глаз сошла пелена, полковой начальник увидел, что на него внимательно смотрит молодой амурец. Он сидел на лавке у противоположной стены, сжимая в руках аркебузу. В стороне тускло горел фонарь, без него в помещении было бы совсем сумрачно, два маленьких зарешечённых окошка почти не давали света. И тут маньчжур вспомнил дом северного варвара — там окна были гораздо больше и они были застеклены! Слишком богато для северных варваров, прозябавших в невежестве. Христиане уже имеют свои городки близ пределов империи Цин! Чиновник понял, что ему необходимо добраться до Нингуты, любой ценой. Варварам можно обещать что угодно, слова ничего не стоят. Уставившись на амурца, Дюньчэн попробовал смутить его взглядом. Взглядом господина и не важно, что он сейчас за решёткой! Цин будет властвовать и тут и в халхасских и в китайских землях.