По прибытию, Грауль и Кабаржицкий несколько дней пропадали у Соколова в кабинете, отчитываясь о поездке на Русь. Здесь их, помимо прочего, ждал приятный сюрприз — бурятский князь Шившей, прибыв на собрание вассалов в Ангарске, привёз князю Соколу несколько тюков скрученных листьев давно испрашиваемого им чая. Тюки эти он обменял в ойратском стойбище на железные изделия и оружие, которое получил у казаков Усольцева, строивших Читинский острожек, на месте перехода от реки Хилок до реки Ингоды. Теперь чашки с ароматным напитком только и успевали заносить в княжеский кабинет. Обсудили мужчины и международное положение Московской Руси. А оно было аховым, впрочем, положение такое было скорее нормальным состоянием их Родины. Москву окружали сплошь недруги — с северо-востока новгородские и псковские земли подпирало шведское королевство, с запада на смоленские и черниговские пределы засматривалось польско-литовское государство, а на юге в славянские земли вцепился клещом кровавый упырь — Крымское ханство. Сотни и сотни тысяч рабов проходили через перекопский перешеек, попав в грязные руки кочевников-работорговцев. Итогом этого демографического геноцида стали не только миллионы сломанных судеб, но и миллионы нерождённых людей, чьё отсутствие ослабило русское государство. Хвала великому царю Ивану, который убрал угрозу с востока — усмирил казанцев и заставил тех служить Руси, а не совершать разбойничьи набеги на русские земли. Тем самым Грозный для врагов Отечества царь открыл для Руси восточные ворота и в итоге русская волна докатилась до Тихого океана, где казаки Ивана Москвитина основали Охотский острог.
— Откуда они дошли до Усть-Зейского городка, — заметил Радек.
— Михаил Фёдорович обещал, что более такого несчастья не учинится, — ответил Кабаржицкий.
— Хорошо, коли так. Хотя мы пленными тогда разжились неплохо — они уже расселены по ангарским посёлкам. Благодаря этому, удалось высвободить пару десятков человек для амурской операции, — сказал Соколов, выбирая из блюдечка фруктовый сахар, сделанный из патоки.
— Когда начнём, Вячеслав Андреевич? — придвинув чашку с чаем, спросил Павел.
— Да Сазонов уже, наверное, начал, — ответил Соколов, запивая горячим чаем сахарный кусочек.
— Огонь! — отняв потёртый бинокль от глаз, прокричал молодой конопатый сержант и махнул красным флажком.
Батарея, стоявшая на небольшом холме, рявкнула четырьмя выстрелами, один за другим. Привычные к стрельбе олени, стоявшие небольшим стадом поодаль, лишь лениво повели ушами. Буряты-ездовые пушечного грохота испугались больше, потому как в прежних учениях участия не принимали. Сержант Ян Вольский недовольно цыкнул уголком рта, в бинокль было видно, что только лишь два выстрела из четырёх попали в частокол, повалив часть стены и разорвавшись внутри укреплений. Остальные снаряды пропали в земле насыпанного по периметру посёлка вала.
— Следующий расчёт! — приказал приступить к прицеливанию второй команде артиллеристов капитан из морпехов. Из тех самых, княжеской ближней гвардии, с которыми Сокол общался, как с лучшими друзьями. Вольский и сам мечтал стать морпехом, но, как ему объяснили ещё в Удинской военной школе, для того, чтобы стать им, надо служить на морском корабле. Ян же, регулярно показывая лучшие результаты в стрельбе из орудия, при выпуске получил чин сержанта артиллерии, а не ефрейтора, как многие и был назначен командиром батареи. Теперь его семье начислялось сержантское жалованье, пока небольшое, но на этом звании Ян останавливаться не собирался. Его начальником на время амурской компании стал капитан-морпех из Новоземельска, который требовал от Вольского чтобы его подчинённые показывали результаты, схожие с сержантскими. Пока добиться этого не удавалось, но с каждым залпом показатели расчётов были всё лучше. Если вскоре его батарея свалит ворота и разметает часть стены, то, возможно, погоны старшего сержанта будут не за горами.
Под первый удар ангарской армии попал верхнезейский князь Толга, родственник манчжурского вассала Балдачи, зятя самого Хуантайцзи Абахая. На новых канонерских лодках «Орочанин» и «Тунгус» по Зее поднялись две сводные роты стрелков, полусотня лучников, собранная из лучших ангарских охотников и батарея из четырёх пушек с двойными расчётами. То есть к каждой пушке была прикреплена двойная команда обслуги для получения боевого опыта.
— Миша! — подозвал капитан-морпех командира лучников. — Постарайтесь поджечь правую башню с этой опушки.
Тунгус кивнул и направился к своим охотникам. Для стрельбы они использовали разработанные полковником Генри МакГроу насадки на стрелы, снаряжённые химическим составом, включающим в себя белый фосфор и соединения щёлочных металлов. Ангарцы с энтузиазмом принялись закидывать ими башенку, прикрываемые стрелками, постреливающими на любое движение. Когда проходило определённое время и прогорала предохранительная ткань, тут же начиналась химическая реакция и насадка стрелы ярко вспыхивала, разливая вязкую горючую смесь. Издали казалось, что утыканная стрелами башенка зажглась, словно новогодняя ёлка. Спустя некоторое время, объятая пламенем, она рухнула в обломки левой башни и ворот, уже разбитые меткими выстрелами пушкарей. Всё, укреплений, как таковых у посёлка не осталось. А стрелки, поддерживаемые людьми Матусевича, принялись сжимать кольцо вокруг остатков укреплений родового посёлка князца Толги, охотники пустили ещё десяток горючих стрел с противоположной стороны посёлка. И тут поступила команда — прекратить огонь! Из посёлка вышло несколько мужчин. Отбивая то и дело поклоны, они направились к ангарцам. Кстати, утром, когда воины князя Сокола только показались у посёлка, из него попытались убежать несколько десятков человек, в основном женщины и дети. Их перехватили и, посадив на «Тунгуса», отвезли в Усть-Зейскую крепостицу. Оставшийся «Орочанин» блокировал реку и вскоре парой выстрелов отогнал показавшихся из-за излучины реки спешивших на помощь князцу отряд конных лучников из посёлка, который стоял выше по реке. Он был тут же покинут, едва «Орочанин» поднялся вверх по реке.