Начинало темнеть, а значит, настала пора зажигать фонари. Нужны они были ещё и потому, что даже ночью не прекращались работы на укреплениях пограничной крепости. Матусевич хотел построить не просто крепкий острог, а надёжную твердыню, где всё было бы устроено с умом и откуда можно было вести дальнейшую экспансию. Поэтому ангарцы укреплялись тут на совесть, даже низкий песчаный берег со стороны южной стены был укреплён брёвнами и камнем. Крепость Сунгарийска, представляющая из себя четырехугольник с выступающими по углам бастионами, располагалась на оконечности вдающегося в реку полуострова. За крутыми дерево-земляными крепостными валами-куртинами, выполняющими роль стен в противоартиллерийской фортификации, укрывались казармы, радиорубка, склады и прочие хозяйственные постройки. В центре крепости возвышалась кирпичная цитадель прямоугольной формы, которую венчал длинный флагшток с княжеским стягом. Артиллерийские казематы цитадели, обращенные на север и запад, и прикрывающие расположенный неподалёку посёлок Тамбори и огромный луг, с дорогой, идущей параллельно Сунгари, соответственно, скрывали в себе по четыре орудия. Это были старые знакомые — сто девяти миллиметровые пушки, стволы которых были изготовлены из буровых труб. На восточной стороне крепости, обращённой на реку, высился над стеной ещё один орудийный форт, обложенный кирпичом, стоявшее на береговом возвышении. В нём находились четыре литых пушки новейшей конструкции, сработанные в Железногорске из качественной стали. Отлитые стволы покрывали несколькими слоями стальной проволоки с предварительным нагревом оной. Потом, при охлаждении, она предохраняла ствол от разрыва при выстреле. Выигрыш в прочности получался порядка пятнадцати-двадцати процентов, при том же количестве материала. На нижнем ярусе орудийного бастиона располагалась батарея из четырёх «буровых» орудий. Это укрепление, расположенное на самом важном направлении, уверенно перекрывало фарватер реки, в самом её узком месте — с этой стороны реки в неё вдавался полуостров, а на той Сунгари веснила сопка.
К северу от крепости находился солонский посёлок Тамбори, его прикрывали четыре построенных в шахматном порядке редута, с линией ретраншементов за ними. На куртинах редутов находились снаряжённые картечью лёгкие сорока миллиметровые скорострелки.
Николай, молодой сержант из литвинов, дежуривший в смотровой башенке пристроенной к оконечности бастиона, увидел, что лодка уходившего порыбачить ещё днём мастера Макара подошла к причалу.
— Что-то он подзадержался, — отметил сержант.
Ловивший рыбу вместе с мастером Ванька, стрелок крепостной охраны, пятнадцати лет от роду, уже вылез из лодки и теперь тащил одной рукою два мешка с рыбой, второй неся свои удилища. Ему было очень неудобно, но он не желал, чтобы Макар, возившийся со снастями, ему помогал. Ну ладно, его дружок пусть поможет, подумал Николай:
— Эй, Николка! Хорош плескаться! Подсоби малому, вишь, тяжко ему! — усатый сержант, нарочито хмурясь, высунулся из незаложенной ещё на ночь ставнями орудийной амбразуры блокгауза и показал купающемуся ефрейтору на паренька, тащившего в одиночку дневной улов. Николке, плескавшемуся в тёплой воде отмели, прогретой солнцем, осталось лишь насупиться и выбираться из воды. Хотя паренёк отметил, что он, в сравнение с Ванькой, уже не малой.
— Ого, сколько дядька Макар сегодня наловил! — прошлёпав по доскам причала и оставив на них мокрый след с прилипших к телу портов, Николка взялся за мешок, набитый рыбой.
— Я тоже в сём участие принимал, — горделиво добавил Ванька, вчерашний курсант Саляева. — Дядьку Макара днём разморило, он на островке спал. Отож, он после смены был. Вона смурной до сих пор.
— Ага, я видал. Они до ночи паровую машину к лесопилению ладили. Чтобы с Зейска доски на барже не возить, как допрежь, — он обернулся на мужика, уже спустившего парус и теперь привязывающего лодку к причальной тумбе. — Ты ночью где сегодня?
— Сегодня нигде, — шмыгнул конопатым носом Ванька. — Спать буду в казарме.
— Ну и дурень, — ощерился ефрейтор. — А я в Тамбори пойду, в караул. Я там такую ладную девчонку видал, на крещении. Московский поп на той неделе в реке эвенков крестил, я и приметил.
— Да ну тебя, мне девчонки наши нравятся, русские. Сетку-то не тяни на себя!
— Баба, она и есть — баба. Захочу, возьму ещё и нашу, — ответил Николка важным тоном.
Услышав разговор двух мальчишек, шедших вдоль крепостной стены, наверху расхохотались двое взрослых парней, крепивших гнёзда для картечниц.
— Нет, ты слыхал, Пахом? Во даёт Ванятка, каков жентельмен!
— То моё дело, Ярко, — со смехом отвечал старшим товарищам малость сконфуженный Николка.
Те ничего против не имели, отсмеявшись, однако, на славу.
С реки потянуло прохладой. Багровое солнце завершало свой путь по небосклону, опускаясь за дальние сопки. Ночные насекомые напоминали о себе всё более громким стрёкотом. Вскоре окончательно стемнело. Зажглись фонари и в кабинете сунгарийского воеводы Матусевича. Игорь ходил по расстеленным на полу даурским коврикам, легко пружиня. Он был возбуждён и теперь старался успокоиться. Ну наконец-то! Появились, родные! А то он уже начинал думать, что маньчжуры и этим летом не заявятся. Буквально двадцать минут назад в крепость прискакали солонские разведчики ангарцев, что регулярно объезжали этот берег реки, достигая дальних селений. Они собирали любую информацию, касающуюся маньчжур, а также слухи и вести с земель окрест, приплачивая информаторам ножами, котелками и прочей утварью. И вот, в селение, отстоящее от Сунгарийска в двух днях пути, прибыли людишки и рассказали об огромной флотилии гребных судов, идущее вниз по реке. Помог слух, пущенный людьми Лавкая о том, что на Амуре появился новый князь, который борется с маньчжурами, продолжая дело погибшего в плену Бомбогора. Солоны, что было сил у их лошадей, помчались в крепость. Так память о прежнем князе, объединившем часть приамурских племён против врага, теперь помогала и ангарцам. Борьбу за умы местных князьков и знати окрестных поселений пришельцы из Прибайкалья уже начинали выигрывать. Теперь даурам, солонам и прочим амурцам не обязательно было плавать в Нингуту — самую северную маньчжурскую крепостишку, для того чтобы на шкурки пушного зверя обменять железо, хозяйственную утварь и предметы роскоши. Ведь всё это можно было приобрести гораздо ближе — в Зейском городке. Быстро растущий Зейск, как и Сунгарийск, уже на второй год своего существования стал меновым центром округи. Зная, ещё по Умлекану и Албазину, что именно необходимо амурцам, ангарцы наладили доставку оного из княжества. Путь караванов пролегал от устья Селенги, где был построен малый острожек, в коем жило лишь две семьи, по речным долинам Селенги и её притока — реки Хилок до Читинского острога у Арахлейского озера, а оттуда по Ингоде и Шилке до Нерчинского рабочего посёлка. Ну а там уже ангарцы попадали в Шилку и Амур. Теперь, привязывая местную знать товарами и подарками к Сунгарийску, можно будет проверить, насколько сильно они прониклись увещеваниям ангарцев. Будет ли теперь маньчжурам пополнение и провиант?